ВходИгорь шеин. Шеин игорь александрович
Страница 1
На правах рукописи
Якименко Максим Валентинович
Буржуазные революции в Европе XVII – первой половины XIX вв. и их изучение в советской историографии довоенного периода (1917-1941 гг.)
Специальности 07.00.03 - всеобщая история (новая и новейшая история) и 07.00.09 – историография, источниковедение и методы исторического исследования
диссертации на соискание ученой степени
кандидата исторических наук
Москва
2011
Работа выполнена на кафедре Новой и новейшей истории исторического факультета Московского педагогического государственного университета
Научный руководитель:
доктор исторических наук,
профессор КИСЕЛЕВ Кирилл Александрович
Официальные оппоненты:
доктор исторических наук,
профессор
ШЕИН Игорь Александрович
кандидат исторических наук, доцент
КОВАЛЕВ Игорь Георгиевич
Ведущая организация –
Дипломатическая академия Министерства иностранных дел Российской Федерации.
Защита диссертации состоится 2011 г. в часов на заседании диссертационного совета Д 212.154.09 при Московском педагогическом государственном университете по адресу: 119571, Москва, пр-т Вернадского, д. 88
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического государственного университета по адресу: 119992, Москва, ГСП-2, ул. Малая Пироговская, д.1.
Ученый секретарь
диссертационного совета СИМОНОВА Н.В.
Актуальность темы исследования обусловлена тем, что значимость революционных процессов прошлого, по мнению практически всех отечественных и зарубежных исследователей, является непреходящей, так как они во многом сформировали реалии и проблематику сегодняшнего времени в ведущих странах Западной и Центральной Европы. Оценка этих революций, их социальной направленности, типологии, характера, движущих сил, а главное позитивных или негативных последствий до сих пор является объектом острых дискуссий. Об этом, например, свидетельствует бурная полемика в отечественных и зарубежных научных журналах по случаю 200-летия Великой французской революции.
Актуальность теоретических и практических аспектов предпринятого исследования вызвана своевременностью научного анализа проблематики революций Нового времени, заметным ростом интереса к теоретико-методологическим проблемам отечественной исторической науки рубежа XX–XXI вв.
Изменения, произошедшие в интеллектуальном социуме в постсоветское время, вызвали появление новых подходов к осмыслению исторического прошлого. Вместе с тем прослеживается очевидная преемственность в процессе научного поиска и отказ от огульного отрицания труда «идеологически ангажированных» авторов. В этой связи по-прежнему актуальными являются работы выдающихся советских историков, сконцентрировавших основное внимание именно на революционных процессах и их связи с событиями начала XX века в России. Не возникает сомнений и по поводу состоятельности и компетенции их исследований. Однако произошедшая переоценка ценностей остро ставит вопрос о некоторой ограниченности и предвзятости данных трудов, скованных жесткими идеологическими установками того времени. Предоставив благодатную почву для развития научной мысли новыми поколениями историков, советская историография по-прежнему нуждается в свежих оценках и подходах, особенно в области типологизации революций, их характера и итогов.
«Вызовы» времени требуют не столько отрицания, сколько актуального переосмысления творческого наследия отечественных исследователей, чьи труды создавались в межвоенный период истории советского государства.
Научная новизна диссертации определяется выбором бифокального ракурса исследования, постановкой конкретных исследовательских задач и формулировкой авторского принципа их решения. Хотя революционные движения в Европе середины XVII – середины XIX вв. достаточно широко представлены в отечественной и зарубежной исторической науке интерес к этим процессам не только не снижается, но наоборот возрастает. Многое в них является спорным (типология, характер, роль отдельных личностей, последствия), по-новому в последнее время оценивается и интерпретируется давно находящийся в научном обороте источниковый материал, а главное – этот материал постоянно пополняется новыми источниками (например, памфлетной литературой, публицистикой того времени и мемуарами), а значит и новыми фактами. В данном исследовании помимо привлечения, нового материала, на основе сравнительного анализа революционных движений вносится коррекция в типологию революций (особенно 1830–1840-х гг.), по-новому представлено видение как ближайших, так и более отдаленных их последствий.
В то же время современная ситуация в пространстве российской исторической науки вызывает необходимость поиска новых оценок историографического наследия выдающихся советских историков довоенного времени, изучавших страны Западной и Центральной Европы в период революционных потрясений. Здесь научная новизна присутствует в более подробном изучении их личностей, творческого пути, эволюции мировоззрения, но, прежде всего, в выявлении того, насколько условия их времени, жесткие идеологические рамки влияли на адекватность и результаты их исследований.
Объектом исследования являются типичные характеристики революций в Европе середины XVII – середины XIX веков и состояние отечественной историографии 1917–1941 гг., исследовавшей социально-экономическую и политическую ситуацию в тех европейских государствах, которые стали субъектами революционных потрясений.
Предметом исследования стало многообразие революционных процессов, развернувшихся в разное время в большинстве стран Европы, а также их изучение советской исторической школой довоенного периода.
Цель диссертации соответствует комплексному характеру работы: исследование и сравнительный анализ европейских революций, а также изучение данных процессов в советской историографии довоенного периода.
Для осуществления данной цели были сформулированы следующие задачи :
рассмотреть политическую и социально-экономическую ситуацию в европейских обществах накануне революций;
охарактеризовать причины, характер, роль лидеров, типологию и итоги революций;
провести сравнительный анализ революционных движений с учетом разных временных рамок, обстоятельств и уровня развития европейских стран;
исследовать развитие советской историографии по изучению западных обществ и особенно проходивших там революционных процессов;
изучить научное творчество выдающихся представителей советской исторической школы, формирование их мировоззрения и значимость их вклада в историческую науку;
показать степень воздействия жесткой идеологической парадигмы Советского государства на научное творчество советских историков, на отдельные положения и выводы в их работах по истории европейских революций XVII–XIX вв.
В историографической части работы выделен межвоенный период 1917–1941 годов, когда идеология Советского государства определяла высшие приоритеты в научных исследованиях, а революции рассматривались исключительно как «локомотивы истории».
Методологическая основа диссертации: при работе над диссертацией автор руководствовался требованиями современной исторической науки, включающими общефилософские принципы, а также историко-сравнительный и описательно-аналитический методы. Историко-сравнительный метод позволил изучить факты в тесной связи с исторической обстановкой их возникновения. Его применение также способствовало объективной оценке выводов, которые были сделаны другими исследователями. Проблемно-хронологический подход обеспечил структурирование исследования в единстве его общей сути. В соответствии с принципом историзма изучалось развитие советской исторической науки в общем контексте эволюции государственной идеологии. При работе с источниками и литературой был использован метод классификации, который помог систематизировать библиографическую базу исследования. Автором использовался и экономико-детерминистский подход, который позволил подтвердить тезис о том, что именно вовлечение европейских стран в орбиту капиталистических отношений, экономические потрясения и массовая пауперизация (а не чисто политическая ситуация или амбиции тех или иных лидеров) являлись первопричиной складывания революционных ситуаций в любой из рассматриваемых стран.
Источниковая база исследования. Для решения поставленных задач были использованы различные по характеру источники, которые можно выделить в отдельные группы в соответствии с их спецификой и теми проблемами, которые они освещают. В первую группу входит различного рода официальная документация, содержащая сведения, относящиеся к предреволюционному времени в европейских странах, охваченных затем революционными событиями. Это, например, документы, разграничивающая поземельные отношения, где ломка средневековых порядков и зарождение элементов капиталистических отношений были весьма интенсивными. Основным источником для изучения этих отношений в Англии XVI–XVII вв. являются манориальные описи и рентали 1 . На основании этого материала складываются наши представления об экономике и социальных отношениях той эпохи. С точки зрения права интересна публикация «Институции английских законов» 2 известного английского юриста и парламентского деятеля Эдуарда Кока (1552–1634). В ней содержатся краткие характеристики основных юридических разрядов держателей в английском маноре XVII в. Истоки английского городского капиталистического производства освещают, например, данные о суконных мануфактурах собранные в документах, посланных лорду-камергеру, казначею государства 3 .
Особую группу источников представляют документы, характеризующие законодательство революционной эпохи. В материалы официального характера также входят публикации международных договоров, правительственных постановлений, законов, акций, решений монархов и правительств по отдельным вопросам внешнеполитической деятельности, проектов конституций.
Так, например, для изучения политической обстановки в Англии очень важен сборник «История Парламента», многократно дополнявшийся и переиздававшийся. В нем представлены такие экземпляры, как «Акт о регулировании деятельности тайного совета и об упразднении суда, обычно именуемого «звездной палатой» 4 , «Речь короля к лордам и общинам в Оксфорде о целях войны с парламентом от 22 января 1645 г. 5 » и прочие.
К истории Франции советская историография всегда относились с большим вниманием. Источники указанной категории бережно собирались Ю.В.Ключниковым и А.А.Сабаниным 6 , Я.М.Захером 7 , а также издавались в сборниках «Документы истории Великой французской революции» 8 и «Французская революция в провинции и на фронте: донесения комиссаров Конвента» 9 . Исследовать международный контекст в годы Французской революции помогли документы официального делопроизводства, содержащиеся в 12-ти томном сборнике «Источники по истории рейнских земель во время Французской революции 1780–1801 гг.», изданном в Бонне в 1931–1933 гг. 10 .
Большое значение для исследования темы имели архивные документы, в частности, материалы Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ) (фонд 133 Канцелярии МИД; фонд 137 Отчеты МИД; фонд 184 Посольство в Лондоне; фонд 187 Посольство в Париже; фонд 161 Санкт-Петербургский главный архив; фонд 182 Миссия в Кракове) за 1830–1848 годы. Эти же документы способствовали ознакомлению с революционными событиями в других странах периода революционных движений конца 1840-х годов. В дополнение к ним использовались материалы Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ) (фонд 467 «Документы периода революции 1848 г. и Второй республики во Франции 1816–1901 гг.») и документальные материалы Архива РАН. Несомненный научный интерес представляет сборник документов «Ретроспективное обозрение или секретные архивы последнего правительства. 1830–1848 годы» 11 , опубликованный во Франции за авторством французского писателя и политического деятеля XIX в. Ж.-А. Ташеро. В сборнике отражена переписка ведущих политических деятелей Франции, короля Луи Филиппа по важнейшим вопросам внутренней и внешней политики.
Парламентские выступления виднейших французских государственных деятелей – Адольфа Тьера (1797–1877) 12 и Франсуа Гизо (1787–1874) 13 , а также их политических оппонентов, охватывающие весь период их политической деятельности, приводятся в соответствующих публикациях. При изучении особенностей и типологии остальных европейских революций важная роль принадлежит таким изданиям, как сборник документов «Европейские революции 1848–1849 гг.» 14 , изданный в Германии и «Сборник документов революций 1848 г.» 15 , изданный в Лондоне.
Особое место принадлежит также группе источников, включающих в себя творчество участников революционных событий: публицистов, писателей, политических и военных деятелей, (тексты, речи, заметки, записки и мемуары). Например, «Обращение к английскому народу о свободе печати» 16 (1644) республиканца Джона Мильтона; речи, заявления, прокламации и законы Оливера Кромвеля, собранные и опубликованные Т. Карлайлем 17 ; произведение Бамфорда «Дневник роялиста» 18 . Множество информации по Французской революции предоставляют Дантон 19 , Сен-Жюст 20 , Робеспьер 21 , а также выступления депутатов Учредительного собрания, членов Якобинского клуба; мемуары Наполеона Бонапарта 22 , маршала Сен-Сира 23 , маршала Сульта 24 , маршала Мармона 25 , видных деятелей Французской революции – Талейрана 26 , Камбассереса 27 , Карно 28 и рядовых участников событий. Не меньший интерес представляют мемуары Ф. Гизо 29 , главы левой оппозиции в палате депутатов Одилона Барро 30 , герцога Леона-Виктора де Бройля 31 . Революциям в других странах посвящены, например, записки прусского министра графа Бранденбурга 32 о революционной волне 1848–1849 гг., или дневники генерал-губернатора Алжира Вале 33 о тех же событиях.
Как следует из темы диссертации и ее задач, советская историография европейских революционных движений сама стала предметом нашего исследования и в этом качестве послужила источниковым материалом для историографических разделов данной работы. В то же время вклад научных исследований выдающихся отечественных ученых в изучение европейской истории нового времени трудно переоценить и он подробно рассмотрен в соответствующих разделах диссертации.
Степень изученности проблемы. В советской историографии в соответствии с формационным марксистско-ленинским подходом основное внимание уделялось социальным и экономическим процессам в обществе в годы революций, что прекрасно представлено на примере английской революции 34 . Также особое место отводилось роли народных масс и радикальных течений в революции 35 . С кризисом марксистско-ленинской идеологии в 1980–1990-е годы наметились некоторые изменения. Так, М.А. Барг 36 наряду с изложением классической марксистско-ленинской концепции Английской революции, признавался в незначительности изменений в социально-экономическом базисе английского общества в этот период, что фактически подрывало основы вышеуказанной концепции 37 . Более того, повысился интерес к биографическому жанру вследствие признания значимости роли личности в истории. Дань жанру политических портретов и биографий отдали специалисты в изучении английской революции М.А. Барг и его ученица Т.А. Павлова 38 , освобождаясь от идеологических ограничений недавнего прошлого. Однако их смелости не хватило, чтоб избежать критики М.И. Бацера 39 за «апологию цареубийства», исторически необоснованное преувеличение роли в революции диггеров и восхваление Кромвеля. Его интересовала группировка левеллеров во главе с Дж. Лильберном, в которых он видел представителей «революционного либерализма».
Cохранились и более консервативные взгляды в лице А.С. Маныкина, берущего английскую революцию за исходную точку в истории Нового времени и видящего в ней начальную фазу модернизации английского общества, заложившую экономический фундамент будущего индустриального общества 40 . В то же время большинство ученых, представленных научными сотрудниками Института всеобщей истории РАН 41 , стали отрицать всемирно- историческое значение английской революции и не считать её начальной точкой в отсчёте новой истории, так как радикального изменения социально-экономического базиса и политической надстройки после нее не произошло. Английская революция явилась чисто национальным явлением и представляла важность не сама по себе, а по своим политическим последствиям. В целом, в конце XX в. интерес российских историков к английской революции снизился, вместо новых полноценных работ выходили либо издания книг зарубежных и дореволюционных отечественных авторов 42 , либо отечественные обзоры зарубежной историографии 43 .
Относительно последней, особое внимание привлекает родоначальник школы «локальной истории», отразившей стремление к комплексному анализу английского провинциального общества, А.Эверит 44 , 45 . В его публикациях 1960-х гг. было заложено представление о том, что каждое графство имело собственную социальную иерархию и политическую культуру и собственные причины для оппозиции как Карлу I, так и «Долгому парламенту». При этом рост провинциального сознания он определял не как пережиток прошлого, а как новое явление. Эта концепция нашла в 1970-е гг. многочисленных последователей (Р. Хауэлл 46 , А. Рутс 47 , А. Джонсон 48 и др.). Самый важный их вывод сводился к выявлению немногочисленности последовательных сторонников той или иной противоборствующей стороны в каждом графстве, к факту нежелания подавляющего большинства представителей местного дворянства – джентри быть вовлеченными в конфликт,
Давая широкий обзор общественно-политической жизни Англии в первой половине–середине XVII в., П. Кларк в монографии «Английское провинциальное общество от Реформации до Революции: религия, политика и общество в Кенте в 1500–1600 гг.» 49 модифицировал эту концепцию. Исследуя экономику, социальную структуру и процессы формирования в 1629–1640 гг. оппозиции короне на всех уровнях общества, Кларк придавал гораздо большее значение религии как одному из факторов, определявших политические симпатии участников событий,
Однако восхождение к новому этапу развития историографии революции настоятельно требовало очищения «лоялистской» и «ревизионистской» концепций от излишков крайностей и схематизма. Первый шаг был сделан А. Флетчером в монографии «Начало Английской гражданской войны» 50 . Флетчер выявил наличие раскола в среде джентри и подчеркнул значение народных выступлений в защиту парламента, признав их решающими в начале войны. Активные исследования британских историков в области локальной истории XVI–XVII вв. вскрыли значительную степень имущественной и социальной дифференциации в английском аграрном обществе того времени, а, также сдвиги в религиозной и культурной сфере.
В качестве новой модели взамен «одноклассового» и «провинциального» общества, замкнутого и монолитного, предложила свою интерпретацию взаимоотношений центра и местных самоуправлений Э. Хьюз. Она, используя обширный материал Йоркшира и других графств, доказывала, что причины победы парламента в гражданской войне во многом объяснялись тем, что эта сторона смогла более гибко сочетать локальные и национальные интересы в сложившейся во время войны системе управления. С другой стороны, слабости роялистов, по ее мнению 51 , были заложены в самой природе личного управления, в скрытом противоречии между личной преданностью монарху и земскими связями, в то время как парламент осуществлял естественное соединение локальных элит в национальное целое. Подобных идей придерживался и Б. Мэннинг, предложивший «третью модель», в которой устанавливалась связь между локальными и национальными вопросами, причем полный приоритет отдавался первым. Таким образом, «локальный» подход в современной английской и вообще западной историографии 52 был дополнен интегративным, что открыло широкие перспективы для более объективного процесса изучения Английской революции середины XVII в.
Французские революции всегда вызывали особый интерес в отечественной историографии. В послевоенное двадцатилетие сохранялась классическая интерпретация революции, сохранявшая ее основные оценки как антифеодальной и буржуазной. В 1950–1970-е годы признанными лидерами советской историографии Французской революции оставались А.З.Манфред (1906–1976) и В.М. Далин (1902–1985); их наследниками по титулу стали А.В. Адо (1928–1995) и Г.С. Кучеренко (1932–1997), придерживавшиеся золотой середины между крайностями «воинствующего марксизма» и западнического «ревизионизма» (открытость к восприятию современных веяний мировой исторической науки при сохранении идеологических марксистско-ленинских позиций). В итоге, это позволило их ученикам открыто признать научную значимость и актуальность всех направлений западной историографии по проблемам французской истории XVIII века в условиях развала СССР. Мероприятия, связанные с 200-летием французской революции лишь подхлестнули развитие научного интереса в данной области. В Институте всеобщей истории АН СССР (ныне РАН) 19–20 сентября 1988 г. был проведен Круглый стол, в котором приняли участие специалисты до сих пор определяющие ход и характер современных исторических исследований: С.Ф. Блуменау, Д.Ю. Бовыкин, А.Ф. Гладышев, А.А. Егоров, Д.А. Ростиславлев, А.В. Чудинов и ряд других.
Что касается зарубежной (французской) историографии, посвященной революциям во Франции, то следует отметить книгу Ж. Жореса «Социалистическая история Французской революции» 53 . Однако вскоре произошло перенасыщение работами по социально-экономической проблематике с отсутствием новой аргументации. На первый план стали выходить труды по политической истории, истории быта и семейных отношений. Ярким примером этого являются работы Ф. Фюре 54 , Г. Шоссинан-Нагорет и написанные им биографии Мирабо 55 и Манон-Ролан 56 . Оба автора делали акцент на политической демократии как главной ценности революции, причем последний отдавал предпочтение не конституционным монархистам – основным фигурам прежней неолиберальной историографии, а Жиронде и жирондистам, символизирующим приход новой Франции. Во второй половине 1980-х гг. заявила о себе «неоконсервативная» историография, во главе с историком П. Шоню, а также Р. Сешером 57 (Франко-французский геноцид), Ф. Блюше 58 (Сентябрь 1792: Логика террора), негативно относившимся к событиям конца XVIII в.
Но если старая школа консерваторов винила во всем народный стихийный бунт и бессилие политиков, то новая – жирондистских и монтеньярских деятелей в качестве основных разжигателей террора и прочих бед. Существовало и «якобинское» направление, объединяющее ученых, связанных с Обществом робеспьерских исследований. Примером его деятельности является сборник статей А. Собуля под общим названием «Понимать революцию: политические проблемы Французской революции (1789–1797)». 59 С явно якобинскими симпатиями выступает целый ряд современных французских историков, причем зачастую не разделяющих ни марксистских, ни в целом радикальных взглядов (М. Шанта, Ш.П. Берто, М. Вовель и др.).
Французская историография до середины 1980-х гг. рассматривала революционную панораму Франции начала XIX века в русле «классической» концепции, характерной для историков либерального и классического направления 60 . Предреволюционные годы рассматривались как период господства денежной аристократии. В политическом отношении – как система личного управления короля, опиравшегося на группу консерваторов. В области внешней политики как пренебрежение национальными интересами Франции ради достижения «сердечного согласия» с Великобританией. В сфере экономики – как период интенсивного экономического развития, но с пренебрежением к чаяниям широких слоев населения (на примере трудов И. Люка Дюбретона). 61
Проблема взаимоотношений либерализма и революционной демократии, в частности, сущность политической системы Гизо рассматривалась в монографии французского исследователя Андрэ-Жана Тюдеска «Демократия во Франции, начиная с 1815 г.» 62 . Особенностью французских исследователей второй половины XX в. являлась и их социально-экономическая направленность. Например, исследование М. Фоше и Л. Моразо 63 указывало на непосредственную связь распространения в обществе революционно-утопических идей с тяжелым положением населения Вандеи и соседних французских провинций. На общем фоне выделяется сборник «Армия и Вторая Республика» 64 , в котором авторы исследовали моральное состояние армии и события революции 1848 г.
Профессор Филипп Вижье написал монографию об июльской монархии и последующих революционных событиях в Альпах 65 . Вижье в отличие от многих предшественников отмечал вопиющие противоречия между теми, кто извлекал прибыль, и теми, кто влачил жалкое существование. Причины революций 1830, 1848 гг. он объяснял ухудшением положения населения в результате экономического кризиса, связанного с неурожаем. Применяя демографический принцип в противовес социальному антагонизму, Вижье полемизировал с Марксом. Еще один исследователь июльской монархии – выше упоминавшийся Андре-Жан Тюдеск, изучал социальную психологию нотаблей и общественного мнения в связи с распространением бонапартизма 66 , 67 , 68 . В 1968 г. к 120-летию революции 1848 г. во Франции со статьей «Стихийные революции» выступил академик Ж. Шастене. Подводя итог развития историографии революции 1848 г., можно отметить интерес французских историков к социально-экономическим вопросам, что выгодно отличалось от предшествующего времени, когда на первом месте были исключительно политические сюжеты.
При рассмотрении революционных событий в Европе 1848–1849 гг. необходимо подчеркнуть, что везде – в Германии, Италии, Австрийской империи – повсеместно определяющую роль играл национальный вопрос. Проблемы национализма в революционном подъеме в Германии рассматриваются в работах современных германских историков В. Конце 69 , Б. Вилмса 70 , Г. Волштейна 71 . По истории итальянского революционного движения в XIX в. необходимо выделить главы в академическом издании «История Италии» под редакцией С.Д. Сказкина 72 , а также специальные работы К.Э. Кировой 73 , 74 и К.Ф. Мизиано 75 . Революционные процессы, развернувшиеся в Австрийской империи, также внимательно анализируются в отечественной литературе. Здесь выделяются такие публикации, как коллективная монография «Освободительные движения народов Австрийской империи» 76 , где глава VI носит название «Революция и контрреволюция 1848–1849 гг.», а также «История Румынии. 1848–1917» 77 и «Краткая история Венгрии» 78 .
Целый ряд исследований зарубежных авторов освещал отдельные этапы движений восточно-европейских народов в революционных движениях 1848–1849 гг. К примеру, в зарубежной историографии отмечают заслуги австрийского историка Э. Целлнера 79 , описавшего начало революции в империи Габсбургов и роль в них венгров, в качестве ее зачинщиков. Участию сербов в революции посвящена монография В. Богданова 80 . В целом, их труды содержат ценный фактологический материал, основываются на широкой базе источников, представляя самые разные точки зрения.
Структура диссертации выстроена согласно цели и задачам настоящего исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы. В соответствии с двойной специализацией предпринятого исследования главы диссертации составлены таким образом, что в первом параграфе каждой из них рассматриваются проблемы развития стран Европы в предреволюционные годы и сами революции, а во втором, историографическом, параграфе каждой главы – их изучение советскими историческими школами довоенного периода.
Во введении обосновывается актуальность и новизна избранной темы, определяется объект и предмет исследования, цель и основные задачи, охарактеризована методологическая основа диссертации, обосновываются ее хронологические рамки, дается характеристика источниковой базы работы и состояние научной проработанности проблемы, показаны ее теоретическая и практическая значимость.
В первой главе диссертации рассматривается проблематика английская буржуазной революции середины XVII в. и её изучение в советской довоенной историографии.
Во второй главе соответственно анализируется Великая Французская революция конца XVIII в. в непосредственной связи с ее отражением в исследованиях советских историков указанного выше периода.
В третьей главе диссертации проводится сравнительный и типологический анализ европейских революций 1830–1840-х гг. и характеристика отечественной довоенной историографии по их основным проблемам.
В Заключении подведены итоги диссертационного исследования, сформулированы выводы и обобщения по ключевым проблемам рассматриваемой темы.
Во-первых, европейские буржуазные революции во многом подготовили процесс кристаллизации и разделения классовых интересов. Еще в Англии при Карле I, а затем и в других европейских странах новое поземельное дворянство и состоятельная торговая буржуазия захотели вкладывать средства, добытые ранее грабежом колоний и пиратством в законную и безопасную торговлю; феодалы же, в условиях падения доходов от земли стали все больше зависеть от двора, раздававшего им должности и субсидии, превратившегося в единственную экономическую гарантию их существования. К этой проблеме добавлялись сложности в перераспределении финансов: цены поднимались, богатство буржуазии росло бурными темпами, но доходы короны, как и доходы всех крупных землевладельцев, оставались неизменными. В итоге, королевским правительствам европейских стран оставалось только увеличивать доходы от феодальных повинностей, не обеспечив свою независимость от буржуазии в финансовом отношении и отдаляя от себя потенциальных друзей феодалов, озлобляя крестьянство. Плохие урожаи, голод, уменьшение рынка промышленных товаров, стихийные восстания сельской бедноты и протесты со стороны городской, страдавшей от отсутствия работы при стремительном росте цен – все это было лишь искрами для пороха глубоких противоречий на фоне расширяющихся рыночных капиталистических отношений. Неудивительно, что основными требованиями, звучавшими во время революций были: рациональное использование земли, свободное предпринимательство и торговля, стандартизированное эффективное управление единой однородной национальной территорией и отмена наиболее обременительных запретов и социального неравенства, пережитков феодализма. Наиболее четко требования буржуазии были изложены в 1789 г. в знаменитой «Декларации прав человека и гражданина». Этот документ являлся манифестом против иерархического привилегированного дворянского общества. Показательно, что там было выдвинуто главное требование, обеспечивающее буржуазное развитие любого общества, требование о введении частной собственности на землю и средства производства. Политически важнейшим требованием являлось участие в политической власти всех граждан через выработку законов при помощи своих представителей, т.е. введение конституционного строя. Также стоит отметить, что именно французскую, а не английскую революцию определяют как буржуазно-демократическую, в связи с тем, что широкие народные массы не только активно участвовали в ней, но и выдвигали собственные политические лозунги.
Во-вторых, следует выделить двойственность позиций европейской буржуазии, определяющей весь ход, характер и результаты революций: c одной стороны ей был нужен народ в качестве главного аргумента в борьбе с королем, с другой - она боялась его и хотела лишь узаконить свои права в рамках ограниченной конституционной монархии. В ходе народных выступлений ярко выделились типические для французской (и последующих революций) черты, заключавшиеся в проведении эпизодических умеренных реформ среднего класса, объединяющих массы против контрреволюции, затем стремление этих масс к собственной социальной революции, приводящее к объединению умеренных с реакционерами и готовность левого крыла преследовать оставшиеся незавершенными умеренные цели с помощью масс, даже с риском потерять контроль над ними. Иными словами: массовая мобилизация, сдвиг влево, раскол среди умеренных – движение вправо, пока большая часть среднего класса не перейдет в консервативный лагерь или не будет разбита социальной революцией. Особенным же во Французской революции явилось желание либерального крыла среднего класса остаться в революции даже после достижения основных буржуазных целей, включая овладение политической властью: это были якобинцы, чьим именем повсюду стали называть «радикальных революционеров». Объяснялся подобный феномен неопытностью французской буржуазии, не познакомившейся еще с жестокой стороной революции, и тем, что якобинцы могли позволить себе радикализм, ибо в их время был слабо развит класс пролетариата, который мог бы предложить последовательную социальную альтернативу (что произойдет уже в годы Парижской коммуны). Тогда единственной альтернативой буржуазному радикализму были санкюлоты, бесформенное в основном движение сельской рабочей бедноты, мелких ремесленников, лавочников, мастеровых. Более того, Великая французская революция единственная из всех современных революций была всемирной, повлияв на развитие многих стран, даже в Латинской Америке.
В-третьих, хотя каждая из европейских революций 1848–1849 гг. имела свое ярко выраженное своеобразие, всё же их национальные революционные циклы в значительной мере совпадали, что позволяет дать периодизацию «европейской революции» как единого целого. Эта «европейская революция» охватила практически всю Западную и Центральную Европу, включая в себя ряд схожих по типологии революционных процессов во Франции, государствах Германского союза, в Италии, королевстве Сардиния, в Польше, Австро-Венгрии и даже Валахии. Первый ее этап – революционное пробуждение континента, «весна народов», длящаяся условно с конца февраля до конца марта – начала апреля 1848 г: революционные движения повсюду находились на подъеме, а реакция терпела серьезные поражения, однако экономические и политические основы ее господства не были разрушены. Народ завоевал важные буржуазно-демократические права и свободы: право на выборы, свободу печати, свободу союзов. Состоялся переход власти к крупной буржуазии в целом, к таким наиболее передовым ее группам, как промышленная буржуазия (Франция), либо там где она была еще слишком слабо развита – к либеральному дворянству. Второй этап (до лета 1848 г.): в революционном процессе стали проявляться национальные различия, революционный подъем продолжался, но в вопросе о политической власти революционное движение не смогло перешагнуть достигнутый рубеж, поскольку пришедшие к власти буржуазные и дворянские либералы сплошь и рядом стремились к соглашению со старой властью. Важным фактором, способствовавшим оживлению сил контрреволюции, стал неблагоприятный исход лондонской демонстрации чартистов 10 апреля 1848 г. и отсутствие революции в Англии, в стране дальше всех продвинувшейся по пути капиталистического развития.
Сигналом к общему наступлению контрреволюционных сил стало поражение июньского восстания парижских низов (23–26 июня 1848 г.). Так был открыт третий этап европейской революции, продолжавшийся до конца 1848 г, c инициативой в руках контрреволюционных сил, увенчавшийся их победой в Австрии и Пруссии. Первая половина 1849 г. стала последним узловым пунктом: в Южной Германии вновь вспыхнули очаги революционного движения, завершившиеся безрезультатно.
В-четвертых, для более точного определения места и значения революций 1848–1849 гг. в общеевропейском революционном процессе большое значение имеет разработка вопросов их типологии. Возможны следующие методологические критерии и признаки: первый – это исход революции, ее победа или поражение, степень произведенного ею преобразования общества, движущие силы. Второй - ход революции: если революция 1789 г., например, развивалась по восходящей линии до тех пор, пока не был уничтожен класс феодалов и гарантирован буржуазный строй, то французская революция 1848 г. с самого начала пошла по нисходящей линии. В основе третьего критерия лежит анализ форм буржуазных революций в отдельных странах – для революций 1848–1849 гг. была характерна ярко выраженная национальная окраска. Это позволяет произвести их типологическое разделение в соответствии с национально-политическими целями и направленностью, т.е. по тому, какая из сторон – внутриполитическая или внешнеполитическая – занимала центральное место в борьбе за буржуазное развитие.
В целом, революции стимулировали капиталистическое развитие. На территории Австрийской империи, в румынских землях и в некоторых германских государствах, например, в Баварии, лишь революция 1848 г. открыла перед крестьянством перспективу освобождения от феодальной зависимости. В Пруссии и других германских государствах, где освобождение крестьян шло уже полным ходом, революция привела к принятию законов, благодаря которым буржуазный переворот в деревне завершился в течение одного десятилетия. В политической сфере только буржуазии Франции удалось установить свое господство. Однако в некоторых странах благодаря принятию буржуазных конституций и избирательных законов, до предела урезанных и куцых, буржуазия все же получила доступ к власти. Революция подготовила почву для национального объединения в Германии и Италии, состоявшегося в 60-е –начале 70-х годов XIX в., для буржуазных реформ 1867 г. в Габсбургской монархии, принесших Венгрии большую самостоятельность и для образования румынского государства. Революции заставили их непосредственных противников взяться за решение национальных задач.
Выводы по историографической части исследования могут быть представлены следующими положениями: во-первых, жесткие идеологические рамки все же не смогли остановить научный поиск, альтернативное видение и в целом «инакомыслие» большинства историков изучаемого периода, считавших, что без этого не обеспечивается развитие научной мысли. Доказательством может служить деятельность известного специалиста по Новой истории Запада Н. И. Кареева. К августу 1918 г. он закончил книгу «Общие основы социологии» 81: не испытывая симпатии к новой власти и новому строю, автор перенёс антипатию и на западные революции XVI–XIX вв., хотя в досоветское время был к ним достаточно лоялен. Высказываясь по поводу сущности революций, он сравнивал их с «коллективными психозами», «психическими эпидемиями», во время которых происходило «заражение одних другими». Его коллега, Р. Ю. Виппер, испытавший на себе воздействие не только легального марксизма, но и буржуазного либерализма, эмпириокритицизма, пытался доказать ошибочность теории исторического прогресса и призывал вспомнить «забытую теорию исторического круговорота Джамбаттиста Вико» 82 , 83 – то есть вернуться к идеалистическим концепциям. «Мы теперь хотим прежде всего знать,- писал Виппер,- события, роль личностей, сцепление идей. Когда эту смену воззрений и вкусов захочет определить философ, он скажет: общественное мнение перешло от воззрения материалистического к идеалистическому» 84 . В эклектизме обвинялся Н. А. Рожков, создатель многотомного труда «Русская история в сравнительно-историческом освещении» 85 , который рассматривал и новую историю Западной Европы и США. Историк опирался на теории критических и органических эпох, теории развития психических типов и др. заклейменных как буржуазные, хотя на деле он стремился провести аналогию между законами общественного развития и законами точных и естественных наук. Более того, автор рассматривал исторический процесс с точки зрения «экономического материализма», но обвинялся в том, что подменил общественно-экономические формации схемой «социальной динамики» общества, выделяя периоды «дворянской революции», «господства дворянства», «буржуазной революции», «производственного капитализма». Естественно, со временем Н.И. Кареев, а также выдающийся историк по Новому времени Западной Европы Е.В. Тарле и другие формально признавали путь марксистско-ленинской методологии верным для продолжения своих исследований, несмотря на непрекращающуюся критику со стороны убежденных марксистов: Н.М. Лукина и его соратников и учеников по Институту красной профессуры В.М. Далина, С.Д. Куницкого, С.М. Моносова, Н.П. Фрейберга.
Во-вторых, внешне концентрируясь на революционных процессах (вопросах движущих сил, социальной базы и характера деятельности отдельных классов, партий, содержании идеологической борьбы), советские ученые исследовали практически все аспекты и проявления общественной жизни европейских государств нового времени, переживавших революционные потрясения. Их выдающийся вклад в отечественную историческую науку по-прежнему востребован и актуален.
Практическая значимость диссертации заключается в возможности привлечения ее материалов для подготовки обобщающих трудов по революционным движениям в Европе нового времени, а также работ по отечественной историографии данных проблем.
Положения и выводы диссертации также могут быть использованы при написании учебных и методических работ для средней или высшей школы – практикумов, программ и учебных пособий, тематически связанных как с историей европейских революций XVII–XIX вв., так и с вопросами развития отечественной историографии 1920-х–1930-х гг.
Апробация работы. Основные положения и результаты исследования были представлены широкой аудитории в рамках работы научных конференций студентов, аспирантов и преподавателей («Апрельские чтения» в Московском педагогическом государственном университете в 2007–2010 гг.), а также изложены в пяти научных публикациях (включая три статьи в рецензируемых научных журналах, рекомендованных ВАК).
Основные результаты исследования отражены в следующих публикациях.
За столом не только произносят тосты, но и разнообразно общаются: задают вопросы, отвечают на них, дискутируют, говорят за жизнь. Здесь не может быть заданной темы, здесь freestyle, (рус. «куда кривая вынесет»). Прошли советские времена, когда только за кухонным столом с друзьями и семьёй отводили не только голод, но и душу, за последними новостями, спорами о смысле жизни, своими песнями. Конечно, не дай Бог, чтобы эти времена вернулись. Сегодня еще пока позволительно общаться друг с другом за общим открытым «столом», делиться своими эмоциями, вместе пытаться отвечать на возникающие по ходу вопросы. Может быть у кого-то, из посетивших этот сайт, возникнет своё особое мнение об изложенном материале, впечатление и т.д. - делитесь, не стесняйтесь! Есть вопросы - задавайте. Приглашаю к дискуссии.
Игорь Шеин
02.11.2018 16:28
У меня есть знакомый гастроном, вроде приличный с виду человек, но только до того момента, пока не увидит селедку под шубой. Причем ни важно где, в ресторане, в придорожной забегаловке - озираясь по сторонам, он её заказывает и пожирает. «Понимаешь, что-то в мозгу тикает, а в желудке ёкает, ничего не могу с собой сделать». В Шаранте мы с Ириной часто готовим для французов русские блюда. И каким бы разнообразным не был стол, селедка под шубой всегда исчезает первой, почти мгновенно, с типично французским «вылизыванием» тарелки мякишем багета. Дома мы постоянно собираем это блюдо, правда, не с селедкой, а с хариусом, с линком, с омулем, но суть от этого не меняется.
В чем его секрет?! Вероятно, в троице базовых вкусов: солёное, белковое и сладкое. Если сочетание солёное - белковое обыденно, то сладкое - солёное принять сложнее. С другой стороны, крепкий сладкий чай и бутерброд с селедкой или селёдочным маслом - не выветрившиеся воспоминания детства. Гедоническая пара - черная икра и сладкая токайская эссенция или немецкое ТБА! Так что сладкосоленобелковое существует и не под шубой.
Наши ребятишки в Штатах имели неосторожность угостить друзей этим блюдом. И началось! Их постоянно приглашают в гости обязательно вместе с селедкой. Один профессор попросил приготовить это на камеру для своего кулинарного блога. Теперь весь университетский городок Боулдера знает и любит СЕЛЕДКУ ПОД ШУБОЙ.
https://www.youtube.com/watch?v=_ZOTtNplF6A&feature=youtu.be
Игорь Шеин
12.09.2018 18:13
Спасибо, рад, что материалы Вам помогли восстановить хоть крупинку истории Вашей семьи. У меня где-то было полностью оцифрованное завещание вашего прадеда и, кажется, есть сканы нескольких этикеток его продукции, но это надо проверять. Пришлите мне на почту свой емейл и как доберусь до дома, пришлю Вам все материалы, какие найду. Кстати, подвал, где сейчас располагается ресторан "Баран и бисер", был обнаружен каких-то пару десятков лет назад, принадлежал, как я понимаю, вашему деду.
Александр Поляков
12.09.2018 16:49
Здравствуйте! Большое спасибо за материалы о красноярском купце-винозаводчике Полякове Варфоломее Григорьевиче! Это мой прапрадед. По крупицам собираю о нём информацию. Очень помогла статья из Вашего архива.
Игорь Шеин
17.03.2018 00:11
Да, из чего только люди не делают питие. Сегодня прилетел в Колорадо, будем "изучать" местное питие...
ГенАляска [email protected]
15.03.2018 12:34
Игорь! Может быть Вам будет интересно, люди делают питие из тумана..
http://hangarone.com/cheese-vodka-pairing/
ГенАляска [email protected]
14.03.2018 16:08
Спасибо Игорь! Я хочу заказать классическую ржаную и молочную с лимоном. Как замечательно получать такие развернутые и профессиональные ответы! Надеюсь они помогут многим!
Игорь Шеин
13.03.2018 16:21
Да, в Екатеринбурге "Высшие пития продаются". Нужно дегустировать либо "Тминный", либо "Лимон и Молоко". Последняя водка очень тяжелой, но радостной для окружающих технологии. Тяжелой - перед финальным перегоном свежездоенное молоко заливается в дистиллят, в который уже добавлены свежие органик тонкокорые лимоны. Все превращается в йогурт, который два раза в день барбатируется в течение нескольких дней. Потом все фильтруется через вакуумный барабанный фильтр (используется в виноделии) и отделяется творог. Потери алкоголя колоссальные. И нам Коньяк Жижаж (не напиток, а контора, следящая за производством напитков в регионе Коньяк) разрешил списывать 15%!!! алкоголя. Цифра беспрецедентная для этого региона, на зависть коньячников. И вот отфильтрованный настой дистиллируется и полученный финал не редуцируется (не разбавляется водой), отстаивается, фильтруется и разливается. Это сложности. А удовольствия в том, что в творожке содержится 7-8% алкоголя, переработчики молочного отказались от этого сырья, поэтому все достается деревенским. Алкоголь консервирует, поэтому может все продержаться в холодильнике бесконечно долго. Вкус очень приятный, с цитронными нюансами, в общем, на ура. А вот тминный - он 100 °Proof, т.е. 58% алк., его надо пить шотом, 25 мл. и залпом. Не закусывать, дождаться, когда боженька босечьком по желудочку забегает, и тогда уж и закусить. GRAND HERITAGE в России пока нет, но сейчас оформляем документы и скоро появится. В Европе можно купить. Но это напитки другого уровня, не водки, а горячее вино.
Друзья! Недавно в Красноярске издана еще одна очень хорошая книга - Игорь Шеин «Сибирский парадный стол. XIX - начало XX в.» (Красноярск, «Ситалл», 2013, большой формат, 329 с.).
19 декабря у нас в библиотеке состоится её презентация
, начало в 17.00. Познакомиться с книгой, ее содержанием, великолепным оформлением можно уже сейчас на сайте Архив Шеина .
Игорь Шеин - автор более 500 научно-популярных статей по различным проблемам экологии питания человека, а также книги «Винокурение в Приенисейском крае: к истории Канского ликеро-водочного завода (1863-1924)». В настоящее время Игорь Владимирович работает винным экспертом в компании «Негоциант», является президентом Красноярского винного клуба.
При написании книги «Сибирский парадный стол» успешно соединились мастерство Игоря Шеина как кулинара и его кропотливость как историка. Автор не только собрал и проанализировал старинные рецепты сибирской кухни, но и сам готовил эти блюда. Из книги вы узнаете, что подавали на парадный стол в Красноярске и Петербурге, что готовили на Новый год и Рождество, каким было меню обедов, сопровождавших значимые события в истории города и губернии, а также прочитаете об этих событиях. Вот, например, начало раздела, описывающего один из красноярских обедов 1897 года:
Вы уже видите, что в книге представлены точные кулинарные рецепты праздничных блюд, поэтому можно попробовать их приготовить уже в предстоящие праздники! :))
На презентации Игорь Владимирович расскажет о традиционном питании сибиряков, продуктах, рецептах национальных кухонь и многих других интересных вещах из мира кулинарии.
Ждем вас в ауд. 3-13 (3 этаж).
На презентации можно будет купить книгу по цене 1 тыс. руб. (в магазинах она стоит 1500).
По мнению г-на Шеина, вино - неотъемлемая часть культурного кода многих стран. Таким образом, дегустируя вне культурного контекста, сложно по-настоящему проникнуться особенностями новой точки на карте.
Люди, которые целенаправленно отправляются пить за границу, действительно таким образом могут постичь чужую культуру, менталитет? Не лукавят и не обманываются, как вы считаете?
Не думаю, что каждый турист озадачен пониманием менталитета страны, где он путешествует. Для большинства все сводится к нескольким фразам типа «круто», «такого еще не видел (не ел, не пил)», «вот это да» и т.п. И я бы не сказал, что в моду сейчас входят необычные путешествия. Лучше сказать, обычные стали немодными. Мало найдется желающих послушать, как ты где-то там грел пузо на песочке. То ли дело: «И вот мы идем по подземелью, везде бочки с портвейном, мы дегустируем и дегустируем, тяжело, сплевываем на пол…». Сегодня такие сказки покатят.
Что же касается вина или других напитков как таковых, то через них понять о стране ничего нельзя. Когда во французском ресторанчике средней руки перед вами выбор запивалки к еде в виде вина в 30-40 позиций, вы точно запутаетесь в «менталитете». Ну, а если вы с англичанином начнете мериться «менталитетом» в отношении к крепким напиткам…
Понять другую страну, другой народ можно только через его культуру. Питание - неотъемлемая часть культуры, и вино или какой-то другой напиток из этого контекста никогда не должен вырываться.
Может ли человек, знакомясь с новыми для него напитками, в другой стране прежде всего, обойтись без опытного, хорошо разбирающегося в винах спутника? Какие ошибки в этом смысле может допустить дегустатор-дилетант?
Путешествие в одиночку - это удел экспертов, это другая история. Одному отправляться в «винное путешествие» точно не стоит, нужно с кем-то делиться эмоциями, собственно, за ними же едешь. А ошибку можно совершить только одну: не подготовиться, не подковаться перед поездкой.
Другими словами, чтобы вина «усваивались», перед путешествием нужно о них узнать как можно больше, сложить в своем сознании какую-то структуру. Если вы такого не сделаете перед винной поездкой, например по Франции, туман в голове вам обеспечен. Конечно, он со временем рассеется, но с ним уйдет и информация, эмоции от путешествия. Кстати, в этом есть свой плюс - можно снова ехать по этим местам.
Так что мой совет: тщательнее готовьтесь к любым поездкам, двигайтесь от общего к частному, культура - гастрономия - вино, а не наоборот. Нарабатывайте у себя дома вопросы для разрешения их там, на месте. Бессмысленно пробовать у басков чаколи, если ты к нему не готов теоретически, тем более копаться в их территориальных нюансах: что лучше - из Гитарии, Бискайи или Алавы.
А лично у вас богатый опыт винных путешествий?
Из винопроизводящих стран я не был только в ЮАР и Австралии с Новой Зеландией, еще в Канаде. Здесь я могу много чего рассказать - опыт большой, и он говорит о следующем: нужно доверять местной кухне, не ломать ее структуру - и в отношении вина, и в отношении блюд, забыть свои привычки.
К примеру, в деревушках Морской Шаранты на воскресных базарах устричные торговцы предлагают и вино, на их взгляд, подходящее для этих прекрасных морских созданий. Но иногда цена за вино бывает на таком низком уровне, что даже стыдно его покупать. Или предлагают твое нелюбимое вино. Как-то к олероновским устрицам мне посоветовали Gros-Plant de Nantes Sur Lie. Бр-р-р! Одно воспоминание об этом вине вызывало оскомину. Но послушался, взял его к устрицам. И это было неповторимо.
Если не очень искушенный человек решит отправиться в винное путешествие, куда бы вы посоветовали ему поехать в первую очередь? Только давайте разные варианты рассмотрим: для путешественника, чьи финансовые возможности позволяют, скажем так, кутить напропалую, и для того, кто все же будет деньги считать.
Давайте сначала применим принцип правой руки: закроем цены и будем выбирать блюда. Франция однозначно первая. Знаете почему? Потому что в ней существуют вина на все случаи жизни, на любой, даже извращенно-искушенный вкус гастронома. Потому что в этой стране все производимые вина столетиями притирались к местному стол, отсюда такой баланс, на уровне физиологии.
Для контраста и для понимания того, что я сейчас сказал, попробуйте сбалансировать супертосканское вино, этого итальяно-американского метиса, рожденного в последней четверти XX века, - не получится. В такой же ситуации находится винный Новый Свет. С этих позиций Франция - эталон.
На втором месте должны находиться две страны - Германия и Венгрия. Эти страны - полная противоположность Франции в отношении разнообразия. С этим надо смириться и в Германии наслаждаться белыми винами - среди них плотность великих вин самая высокая в мире. Все сказанное в равной степени относится и к Венгрии, где совершенно необходимо пытать натурутокайского вина, от самородного до эссенции азу и, если повезет, эссенции как таковой.
На третьем месте по принципу правой руки Испания. По разнообразию вина тянется к Франции и мимикрирует под нее. По ней хорошо путешествовать после Южной Италии.
Теперь вооружимся принципом левой руки - станем высматривать дешевле, но все-таки беспринципными не будем, остановимся на высокой культуре виноделия, что априори означает и развитую местную гастрономию - это все взаимозависимо.
Думаю, оптимум по цене и качеству - это, бесспорно, Грузия и Греция. Последняя, конечно, дороже, но Грузия во всех отношениях хороша. Тем более сегодня в этой стране можно одновременно знакомиться с новыми технологиями грузинского виноделия в европейской стилистике и испытать на себе традиционные методы квеври. И вообще, если вы хотите по-настоящему разбираться в вине, то начинать надо с Грузии и Греции - истинных колыбелей мирового виноделия.
Беседовала Юлия Старинова
Все фото - из личного архива Игоря Шеина
Почему именно гастрономия Сибири попала в ваши интересы?
Искренне считаю, что наш регион имеет богатые традиции, в том числе кулинарные. Тому способствовала щедрость природы - вокруг всегда было много дичи и дикоросов, отдельной строкой можно выделить рыбу: чир, нельма, муксун. И все это богатство было кому готовить - хакасы, ненцы, эвенки внесли свои штрихи в традиционную русскую кухню, продвигаемую колонистами из столицы. К тому же всегда интересно то, что никем еще не разрабатывалось плотно. Ну а то, что я сибиряк во втором поколении и искренне дорожу родной землей, дополняет список причин.
Как создавалась книга?
Несколько лет назад я начал писать большой труд, посвященный пространству сибирского стола в целом, и до сих пор продолжаю работу над ним. Мне интересно заниматься историческим бытописанием с точки зрения вкуса. Во время подготовки первых своих работ открыл в себе одно качество: страшно полюбил сидеть в архивах, откапывать интересные вещи. Так до сих пор и копаюсь. Вот одна глава из книги и «раздулась» до отдельного произведения. Почему парадный стол? Это концентрация, вершина кулинарного мастерства. Почему рубеж восемнадцатого-девятнадцатого веков? Это период классицизма в русской гастрономии. Меня не интересует советская столовая, где целью стояло набить желудок. И хотя, как многое культурное наследие, после 1917 года гастрономия тоже была попрана, но она не потеряла своего величия, и нам сегодня этот уровень еще достигать и достигать.
Симпатизируете русской кухне?
Я не называю себя гастрономическим патриотом, я просто за историческую справедливость. Очень жаль, что в силу разных причин сегодня у большинства россиян в умах бал правят японские суши, американские бургеры и итальянская паста. Можно назвать несколько причин сложившейся ситуации: эти «шедевры кулинарии» больше раскручены, возможно, более понятны широкой публике, и их проще поставить на рельсы производства. Но ведь и у нас умели прекрасно готовить печенку, просто у фуа-гра лучше пиар. А на Кубани были отличные традиции игристых вин. Есть в истории русской кухни и миндальное печенье, так что какие там макарунс. И это лишь единичные примеры. Плохой информационный поток - вот беда нашей кухни. Если считать, что это только пресловутые пельмени, борщи да блины, далеко не уедем. Настоящие гречичные блины, кислые, которые по-настоящему раскрывают вкус икры, - это ведь совершенно особая история. Или исконный малороссийский борщ, в приготовлении которого используется свекольная эссенция, а не просто сваренная в бульоне свекле. К чему это я все? Нам есть чем гордиться, просто нужно свои традиции оберегать.
Вы за высокую культуру в гастрономии?
Не выделяю отдельно культуру пития или еды - для меня есть общая культура человека. Когда на одной из радиостанций я презентовал свою книгу, параллельно шел опрос «Как вы привыкли есть?». Вариантов было два: за столом или перед телевизором/компьютером. И примерно 70 % выбрали второй вариант. Это же страшно. Я всегда подписываю свои книги «Живите вкусно» и отношу это не только к приему пищи. Жизнью нужно наслаждаться. И еще я глубоко убежден, что культура возникает не в школе или институте, а идет из семьи. Можно выучиться надевать фрак, правильно относиться к куверту, но если ты с детства не получил «прививку», это будет лишь механикой.
Многие разделяют ваши взгляды?
Всегда найдутся те, кто желает лучшего, имеет потребность высокого. Например, когда в 1997 году был организован Красноярский винный клуб, сразу же сложился круг заинтересованных. Часто и по-разному в конференциях участвуют местные художники. Одни рисуют событийное меню, другие - настроение вечера на холсте, третьи творят тематические инсталляции. Для того же, чтобы результаты моей деятельности были открыты большему числу людей, я два года назад открыл интернет-ресурс «Архив Шеина». На ivshein.ru попадают все мои труды, мысли, мнения. И для меня это прекрасная возможность высказываться без финансового влияния, в интернете я не занимаюсь коммерцией принципиально. Не рассчитываю на повсеместное распространение высокой культуры, в этом плане я скорее пессимист. Но все же есть определенный процент тех, кому это интересно, и значит, я не один. Более того, сегодня зачастую информация уже сама идет ко мне в руки, люди сами приносят мне источники. К примеру, из последнего - записки шеф-повара краевой партийной администрации и уникальное меню 1912 года. Так что предметов для работы и изучения более чем хватает.
Вы довольны тем, как сложилась ваша судьба?
Наверное, я не мог пройти мимо того, чем сейчас занимаюсь. С детства любил природу, хотел постигать ее тайны. Я же когда поступать в вуз собирался, выбирал между Красноярском и Новосибирском. И приехал сюда, потому что здесь Столбы, Енисей, сплавы по Мане. Еще будучи студентом в конце апреля сдавал экзамены досрочно и отправлялся в экспедиции - археологические, гидрологические, ботанические, так и проводил все лето до наступления первых заморозков. В свое время вместе с академиком Окладниковым проводил раскопки на Бирюсе, прошел весь Восточный Саян. Просто мне интересно познавать мир, и так продолжается до сих пор.
Игорь Шеин родился в Новокузнецке. Более двадцати лет биохимик проработал в академии наук, но оставил ее во времена перестройки. Занимался реставрацией старых русских алкогольных технологий и рецептур, что реализовалось в международном проекте «Высшие Пития» (vichepitia.ru). Бегает на лыжах по нескольку десятков километров в день, держит эрдельтерьера. Продолжает собирать коллекцию винтажных меню.
Текст: Дарья Баханова